Святая

— Валера! — Женщина лет до сорока трясла перед носом молодого парня пакетом с белым порошком. — Что это?!

— Мам, не кричи! — парень досадливо поморщился.

Светлана Александровна покраснела от ярости. Она растила Валерия одна. Его отца посадили за распространение наркотиков, когда Валере было пять лет. Он бы давно вышел, но совершил неудачную попытку побега и получил пулю в спину от конвойного.

Скоро Валерию «стукнет» двадцать, но парень и не думал о своем будущем. Гулял где-то ночами, приходил домой пьяный, забросил институт, клянчил деньги у матери. Светлана работала машинистом в трамвайном парке и много денег не получала. Еле сводила концы с концами. И вот при уборке квартиры под ванной этот проклятый пакет...

— Не кричи! — голос матери предательски задрожал. — Ты знаешь, что твоего отца за это посадили?

— Отца не трожь! — юноша сорвался с места и попытался вырвать у женщины из рук пакет. — Отдай!

Светлана Александровна, крепко сжимая пакет в руках, направилась в ванную. Там включила воду в раковине, разорвала пакет и высыпала его содержимое в раковину.

— Что ты делаешь?! — Валера возник в дверном проёме. — Дура!!!

— Спасаю тебя от этой дряни!

— Ты не понимаешь! Это же деньги! Большие деньги! О Господи… Что же теперь будет?..

Развернувшись, он опрометью кинулся прочь из квартиры. Громко хлопнув входной дверью, он пулей вылетел из подъезда. Светлана Алеrсандровна медленно опустилась на край ванны. Слёзы душили её. Было обидно за вспышку сына. Она же, по своему мнению, сделала как лучше.

***

Три дня её сына не было дома. Светлана обзвонила всех друзей Валеры, которых знала. За эти три дня женщина словно постарела. Морщинки стали глубже, осанка приземистее, глаза впали из-за бессонных ночей. Она не находила себе места в пустой квартире. Что только она успела подумать! Телефон всегда был у неё в руках, она ожидала звонка от сына.

На четвёртый день телефон ожил. На дисплее высветился незнакомый номер. Светлана Александровна, не раздумывая, поднесла трубку к уху:

— Алло? — её голос охрип от постоянных рыданий по ночам.

— Здравствуйте, — мужской, приятный, бодрый голос был словно полон печали. — Светлана Александровна?

— Да. Что случилось? — женщина похолодела внутри в предчувствии чего-то ужасного.

— Вас беспокоят из областной больницы номер восемь, — голос стал тише, и Светлане пришлось прижимать трубку к уху сильнее. — Ваш сын Валерий поступил к нам в реанимационное отделение с ножевым ранением. Вы можете приехать?

Женщина грузно осела на пол. Боль в груди, словно это её ударили ножом, пронзила насквозь. Мир словно исчез. Всё было как в тумане. Женщина закричала от той боли во весь голос, который эхом прокатился по пустым комнатам. Прошёл час или два — ей было всё равно. Она просто сидела на полу, раскачиваясь из стороны в сторону. Боль ушла, но пришла апатия. То чувство, когда потерял то, без чего нельзя больше жить. Часть себя, своей души. Как будто тебя саму разрезали надвое.

Через некоторое время Светлана пришла в себя и первым делом кинулась к шкафам собирать вещи и документы сына. Через полчаса она, нагруженная пакетами, втискивалась в вагон метро.

В коридоре больничного крыла стояла почти абсолютная тишина. Её нарушали лишь попискивания приборов жизнеобеспечения и покашливания дежурной медсестры. Здесь царил полумрак, еле рассеиваемый благодаря паре плафонов под потолком. Запах больницы непривычно бил в нос. Пахло препаратами, потом, сыростью...

Светлана подошла к медсестре на пост, находившийся в середине коридора. Медсестра была на вид чуть младше самой Светланы Александровны. Курчавая, полная блондинка маленького роста, в очках. Она сидела и заполняла журнал. На подошедшую женщину взглянула мельком и произнесла, видимо, дежурную фразу:

— Посещения в блоке реанимации запрещены, — голос её оказался густым и малоприятным.

— К вам парень поступил. Тищенко Валерий...

— А вы ему кто? — медсестра соизволила поднять голову и оценивающе окинуть Светлану взглядом.

— Я его мама… — из глаз женщины вновь потекли слёзы.

— Сейчас врача позову. Он всё объяснит.

Медсестра нехотя встала из-за стола и исчезла где-то в глубине коридора. Впрочем, отсутствовала она не долго. Вернулась с врачом в безукоризненно белом халате. Он был в возрасте. На вид лет шестьдесят. Сгорбившийся, невысокий, шёл немного суетливой походкой. Он подошёл к женщине и пригласил её к себе в кабинет.

Кабинет Владимира Павловича был уставлен аскетически. Шкаф-картотека, широкий стол с компьютером и два стула.

— Итак, ваш сын Валерий был обнаружен сегодня рано утром в парке с ранением в области сердца. Парень родился, видимо, в рубашке. Лезвие повредило предсердие, но до летального исхода не дошло.

— Он будет жить? — у женщины одеревенели ноги, страшная слабость прижимала её к полу, а горло сдавливали сдерживаемые рыдания.

— Трудно сказать… — врач предложил женщине стул, и та покорно в него села. — Наши кардиологи не берутся делать каких-либо выводов. По крайней мере, положительных. Под давлением крови рана на предсердии медленно, но верно продолжает расширяться.

Женщина больше не могла сдержать слёзы. Она поняла всю безвыходность положения.

— Сколько? — слова сложно выдавливались из женщины, её душили слёзы, потоком текущие по щекам.

“Валера… Валерочка… Сыночек… Как же так? Зачем?“

— Неделя примерно… — врач закурил, предложив сигарету Светлане, но та словно ничего не видела. — Есть один лишь выход.

— Какой? — женщина встрепенулась, лучик надежды вдохновил её.

***

За окном сгущались сумерки. Женщина сидела на подоконнике, глядя невидящим взглядом на суету за окном. Обида на сына прошла, оставив яростное желание его спасти. Больше не было для неё ничего важнее в этом мире. Без сына она словно не существовала. В душе поселилась пустота. Такая, что высасывала все соки из Светланы. Жить так было невозможно. Она решительно встала с подоконника, села за стол, взяв ручку и листок бумаги...

***

Валерий с трудом открыл глаза. Болело в груди. Ещё сильнее раскалывалась голова. Его взгляд упёрся в белый потолок с потресканной штукатуркой. Парень не помнил почти ничего из произошедшего. Только обрывки… Вот он встретился с поставщиком в парке… Рассказал, что эта старая грымза слила товар в канализацию и деньги он отдаст позже… Вот боль в груди и темнота...

Пока Валера пытался вспомнить и понять, где он и как он тут оказался, в палату зашла женщина в медицинском халате. Заметив, что парень очнулся, она сердито произнесла:

— Очнулся, подонок? — потом её голос немного смягчился. — Самочувствие как?

— Вроде, ничего… — парень был ошеломлён поведением женщины. — Где я?

— Как где? — она широко раскрыла глаза от удивления. — В госпитале.

— Как я тут оказался?

— Привезли, — женщина, очевидно медсестра, сердито поджала губы. — Допрыгался со своими «играми»? Сам чуть от ножа на тот свет не ушёл, так мать вперёд толкнул?

— Да ей-то на меня пофигу… — привычно возразил Валера.

— Да? Ах ты ж… — женщина сунула руку в карман халата и, достав смятый тетрадный листок, буквально кинула в лицо парню. — На, почитай! Где вас таких берут? Всей больницей плакали. Она же святая...

Женщина, вытерев глаза от внезапной слезы, вышла из палаты. Валерий развернул брошенный лист с ксерокопией. На нём до боли знакомым почерком было набросано несколько строк:

«Сыночек! Это последнее письмо от меня. Прости, если сможешь, но по-другому я не смогла. Врач твой всё устроит. Я договорилась. Твоя рана была слишком тяжёлой, и требовалась пересадка сердца. Не уберёг старое, так убереги хоть новое. Ты — всё, что было у меня в жизни дорогое. Надеюсь, что ты поймешь это, когда моё сердце забьётся в твоей груди. Прости… Но для матери нет ничего ценнее и дороже собственного ребёнка. Я сделала для тебя всё, что смогла. Люблю тебя, милый мой Валерочка.»

— Мамочка… — парень бессильно выронил листок из рук. Слёзы фонтаном брызнули из глаз и потекли по щекам, капая на подушку. — Прости, мамочка… Я люблю тебя, мам… Зачем?!

***

Через два года Валерий с отличием окончил институт, нашёл хорошую работу, женился. Вредные привычки он оставил в прошлой жизни, остерегаясь навредить сердцу матери, которую он теперь считал святой...