Долго писала эту историю… Плакала от воспоминаний, переписывала, откладывала. Но всё таки дописала. Имена, конечно, вымышленные, хотя инициалы остались реальные. Итак…
Внутри меня всё переворачивалось, когда я видела его. Как обычно, он был такой красивый, мужественный, сильный и такой желанный. Я изучала его давно, и с каждым новым днем моё влечение к нему только усиливалось. Я боялась думать о нём, боялась сделать что-то не так, чтобы не оттолкнуть его. И чаще мечтательно вздыхала, чем делала какие-то шаги к сближению. Но разве сближение возможно? Кто он, и кто я?
Александр Григорьевич был моим преподавателем по экономике, а я лишь была одной из студенток второго курса; девочкой, которая тайно им восхищалась, млела от взгляда его голубых глаз и была безумно влюблена в него. Он был моим идеалом, моей отдушиной, моим всем! В каждой тетради я писала его имя, рисовала какие-то сердечки и порхала как бабочка по университету, как только он появлялся в поле зрения. Находиться на его парах было для меня не только большой честью, но и невыносимой болью. Он относился ко мне, как и к остальным студенткам: холодно, отчужденно и предельно вежливо. Никогда не хамил, не грубил, не повышал голоса. Сдержанно улыбался и, если дело касалось его предмета, всегда выслушивал и давал ценные советы.
Я училась на «отлично». И меня это угнетало, потому что не появлялось возможности подойти к нему и попросить о помощи. И сколько бы я раз не пыталась ответить хуже, чем обычно, или не выполнить то или иное задание, Александр Григорьевич лишь мягко улыбался и прохладным тоном отвечал мне:
— Я знаю, Филатова, ты можешь ответить лучше. Поэтому перестань ломать комедию, присаживайся на место и прочитай параграф до конца.
Я краснела от стыда, смешанного с осколками разрастающегося, словно вулкан, гнева. Он издевается надо мной? Или, быть может, все-таки о чём-то догадывается? В такие минуты шквал мыслей одолевал меня и выводил из равновесия, но я старалась сдерживать свой напор и углублялась в учёбу. Мужчина хитро усмехался, поджимая свои красиво очерченные полные губы, привычным жестом руки проводил по копне своих кудрявых каштановых волос и искоса на меня поглядывал, словно хотел убедиться в чем-то. Я опускала взгляд. Я не могла на него смотреть. Это было сущим адом, хотя разум прямо-таки орал: «ПОСМОТРИ НА НЕГО!»
На его лекциях я была побежденной студенткой, хотя знала его предмет «от корки до корки». Он прекрасно это понимал, и может, поэтому не хотел, чтобы я вредила себе и своей хорошей отметке в зачётке, поэтому отвечал на мои уловки с некой издевкой. Я понимала его без слов, но всё никак не могла остановиться. В уме я рисовала красочные картины, как мы гуляем с ним по парку, держась за руку, и говорим о всяких приятных мелочах, которые согревали не только сердце, но и душу. В такие моменты я погружалась глубоко в себя и мечтательно смотрела в одну точку. Из недр моего сознания меня вытаскивал очередной взрыв дружного смеха и строгий голос Александра Григорьевича:
— Что-то тебя, Филатова, понесло не в ту степь. Садись и прочитай параграф снова. Расскажешь мне его после.
Но это «после» никогда не наступало и, казалось, никогда не наступит. Я уже отчаялась и не мечтала о том, что нам когда-нибудь удастся оказаться наедине. День за днем, месяц за месяцем я наблюдала за ним со стороны — за его красивым профилем, за его озорным взглядом и бесконечно яркой улыбкой. И восхищено вздыхала, не обращая внимания на кривые взгляды сокурсников. Они догадывались обо всём. Конечно, нужно быть полным кретином, чтобы не замечать очевидного. Только он, мой любимый и желанный мужчина, никак на меня не реагировал. Это убивало.
Но однажды случилось чудо. Я шла на перемене в столовую, как вдруг кто-то резко схватил меня за руку и потащил вперёд. Я ошарашено смотрела на спину незнакомца, и сердце неистово стучало в груди. Я узнала его! Да и как его можно было не узнать… Он только пришел с улицы. На его шапке и черном пальто виднелись белоснежные снежинки, а от тела на метр разило январским морозом.
— Александр Григорьевич? – пискнула я, не ожидая от него такой прыти, хотя в душе ликовала, что наконец-то мы сможем поговорить! С глазу на глаз! Я скажу ему всё. Всё, что думаю. Надеюсь, он поймет…
— Что ты творишь, Надя? – он привел меня в пустой кабинет и закрыл за собой дверь, облокачиваясь об неё спиной.
Я невинно захлопала глазами и растянула губы в глуповатой улыбке, медленно, нараспев выговорив:
— Я люблю Вас…
В глазах преподавателя пронесся животный ужас, а руки задрожали. Он схватил меня резковато за плечи и, наклонившись к лицу, судорожно выдохнул:
— Я догадывался, Филатова. Я предчувствовал, что это должно было рано или поздно случиться. Любишь, серьёзно?
Я улыбнулась шире и закивала головой в знак согласия, всё еще не веря, что он стоит рядом и разговаривает со мной.
— Люблю…
— Так нельзя! – гневно выкрикнул мужчина, еще сильней сдавив мои плечи, а потом убрал от меня свои руки и обхватил голову ладонями. – Ты не можешь любить меня, Надя! Только по той причине, что я твой преподаватель, а ты — моя студентка! Всё было понятно давно, но я до последнего надеялся и верил, что это неправда. Я ведь нравлюсь многим, но твои глаза особенные, они выдавали тебя. Ты уникальная девушка, Филатова, но я не хочу, чтобы ты страдала. Постарайся выкинуть эту свою влюбленность. Я ведь женат, Надя, и у меня маленькая дочка. Не подставляй меня. Не выдавай своих чувств так явственно и напоказ. Все студенты уже смеются надо мной, а преподаватели шушукаются за спиной. Я не хочу потерять эту работу из-за тебя. Прошу, перестань. Чего ты добиваешься? Что ты от меня хочешь?
— Я, хочу…
— Не надо хотеть, Филатова. Я не хочу этого. Пойми ты наконец, между нами никогда и ничего не будет! Это невозможно! Хватит жить иллюзиями. Не порть жизнь мне, да и себе тоже. Ты поняла меня? Ты услышала? Я хочу знать наперед, что ты не посмеешь сделать мне плохо. Я не позволю тебе разрушить мою жизнь! Не позволю, Надя. Держись от меня подальше, прошу тебя.
По моим щекам от боли и обиды потекли соленые горячие слезы. Где-то глубоко в душе я ожидала подобного разговора, но не верила в него и не думала, что боль будет настолько сильной.
Выскочив из кабинета на полной скорости, я даже не обернулась, как и не смогла дать ответа на поставленные вопросы любимого мужчины. Дома еще сильней дала волю слезам и не пошла на другой день в универ, да и на следующий тоже. Да что уж там: я обессилено пролежала в кровати целую неделю. Да и потом мне не захотелось идти в проклятый университет, чтобы не видеть ЕГО. Того, кто растоптал мои мечты. Того, кто трусливо трясся лишь за собственную шкуру, даже не дав мне шанса выговориться. Я не могла быть с ним рядом и не могла его видеть.
Я решилась перевестись в другое учебное заведение. И нисколько не пожалела об этом. А спустя время я отошла и поняла для себя: моя любовь была лишь мифом. И мой любимый мужчина оказал мне огромную услугу, вырвав с корнем мои глупые девичьи фантазии. И хоть он сделал это таким неприятным для меня образом и не столько ради заботы обо мне, а из-за своих страхов, эта боль была мне тогда нужна, чтобы прийти в себя от наваждения и повзрослеть. Постепенно боль сменилась пониманием, а затем и благодарностью моему учителю во всех смыслах. От мифов нужно избавляться, как бы неприятно это не было.